"Был у нас один толмач..."

    Под впечатлением от этой замечательной лекции, я решила заглянуть в разные переводы книги "Jane Eyre" - а вернее, посмотреть два перевода, наиболее известных: перевод Веры Оскаровны Станевич и перевод Ирины Гавриловны Гуровой. Различные источники первый называют "неполным", а второй - "наиболее полным и точным", и я была готова примерно так их рассматривать... но к своему удивлению поняла, что перевод Станевич мне гораздо ближе - при всей его неполноте. У Гуровой есть своего рода точность - пока у меня в голове английский текст, я понимаю ее перевод, но как только начинаю читать как русский текст - он разваливается на куски.

    Тогда мне стало интересно сравнить и посмотреть, как бы я сама перевела. За перевод всей книжки я конечно не возьмусь - я взяла только один отрывок, который мне первым пришел на ум. Это отрывок из первой главы: Джейн ссорится со своим кузеном, он бьет ее, девочка защищается, ее наказывают и запирают одну в холодной комнате, где когда-то умер ее дядя. И вот, много лет спустя она пишет о своих чувствах в тот день.

    Мне кажется, уже в этих отрывках отражается то, в чем переводчик видит свою задачу. Я не хочу сказать, что какой-то перевод лучше или хуже - мне интересно именно то, что мы такие разные... так по-разному слышим, по-разному понимаем свою задачу. Думаю, что и Шарлотта Бронте, и Вера Оскаровна, и Ирина Гавриловна были верны своему внутреннему камертону - выразили то, что считали нужным выразить, по-своему исполнили свой долг переводчика. Мой текст - это не совсем то, что я слышу - но в нем тоже отражается, что я понимаю, и понимаю немножко по-другому и по своему.

    Привожу здесь эти отрывки - на тот случай, если кому-то будет интересно сравнить. И наверно, один вывод напрашивается сам собой: как хорошо уметь читать... на языке автора! Потому что ни один перевод, на самом деле, не может быть настолько полным и точным, чтобы передать все, что сам автор хотел выразить.

(1) Charlotte Bronte, "Jane Eyre" - текст книги на английском
(2) перевод Веры Оскаровны Станевич
(3) перевод Ирины Гавриловны Гуровой (главы 1-5)
(4) - ммм... мой перевод.

(1)

    “Unjust!—unjust!” said my reason, forced by the agonising stimulus into precocious though transitory power: and Resolve, equally wrought up, instigated some strange expedient to achieve escape from insupportable oppression—as running away, or, if that could not be effected, never eating or drinking more, and letting myself die.

    What a consternation of soul was mine that dreary afternoon! How all my brain was in tumult, and all my heart in insurrection! Yet in what darkness, what dense ignorance, was the mental battle fought! I could not answer the ceaseless inward question—why I thus suffered; now, at the distance of—I will not say how many years, I see it clearly.

    I was a discord in Gateshead Hall: I was like nobody there; I had nothing in harmony with Mrs. Reed or her children, or her chosen vassalage. If they did not love me, in fact, as little did I love them. They were not bound to regard with affection a thing that could not sympathise with one amongst them; a heterogeneous thing, opposed to them in temperament, in capacity, in propensities; a useless thing, incapable of serving their interest, or adding to their pleasure; a noxious thing, cherishing the germs of indignation at their treatment, of contempt of their judgment. I know that had I been a sanguine, brilliant, careless, exacting, handsome, romping child—though equally dependent and friendless—Mrs. Reed would have endured my presence more complacently; her children would have entertained for me more of the cordiality of fellow-feeling; the servants would have been less prone to make me the scapegoat of the nursery.

(2)

    "Ведь это же несправедливо, несправедливо!" - твердил мне мой разум с той недетской ясностью, которая рождается пережитыми испытаниями, а проснувшаяся энергия заставляла меня искать какого-нибудь способа избавиться от этого нестерпимого гнета: например, убежать из дома или, если бы это оказалось невозможным, никогда больше не пить и не есть, уморить себя голодом.

    Как была ожесточена моя душа в этот тоскливый вечер! Как были взбудоражены мои мысли, как бунтовало сердце! И все же в каком мраке, в каком неведении протекала эта внутренняя борьба! Ведь я не могла ответить на вопрос, возникавший вновь и вновь в моей душе: отчего я так страдаю? Теперь, когда прошло столько лет, это перестало быть для меня загадкой.

    Я совершенно не подходила к Гейтсхэдхоллу. Я была там как бельмо на глазу, у меня не было ничего общего ни с миссис Рид, ни с ее детьми, ни с ее приближенными. Если они не любили меня, то ведь и я не любила их. С какой же стати они должны были относиться тепло к существу, которое не чувствовало симпатии ни к кому из них; к существу, так сказать, инородному для них, противоположному им по натуре и стремлениям; существу во всех смыслах бесполезному, от которого им нечего было ждать; существу зловредному, носившему в себе зачатки мятежа, восставшему против их обращения с ним, презиравшему их взгляды? Будь я натурой жизнерадостной, беспечным, своевольным, красивым и пылким ребенком - пусть даже одиноким и зависимым, - миссис Рид отнеслась бы к моему присутствию в своей семье гораздо cнисходительнее; ее дети испытывали бы ко мне более товарищеские дружелюбные чувства; слуги не стремились бы вечно делать из меня козла отпущения.

(3)

    «Несправедливо! Несправедливо!» — твердил мой рассудок, обретший взрослую, хотя и временную остроту от боли и обиды. И они же породили решимость прибегнуть к любому средству, только бы спастись от невыносимой тирании, — например, убежать, а если не удастся, больше не есть и не пить, пока не умру.

    Какие душевные муки терзали меня в эти последние часы унылого дня! В каком смятении пребывал мой мозг, как бунтовало мое сердце! Но в каком мраке необъяснимости велся этот мысленный бой! Я не находила ответа на неумолчный внутренний вопрос — почему, за что я так страдаю? Теперь с расстояния… не скажу скольких лет, я нахожу его без всякого труда.

    Я вносила дисгармонию в Гейтсхед-Холл. Я же была иной, чем все остальные там: у меня не было ничего общего ни с миссис Рид, ни с ее детьми, ни с ее приближенными вассалами. Они меня не любили, так ведь и я их не любила. С какой стати должно было внушать им добрые чувства существо, взаимно не симпатичное каждому из них, существо, совершенно им чужое, полная их противоположность по характеру, по способностям, по склонностям; никчемное существо, которое не могло стать ни полезным им, ни еще одним источником радостей; ядовитое существо, взращивающее семена возмущения их обхождением, презрения к их мнениям. Я знаю, что, будь я задорной, веселой, беззаботной, требовательной и красивой резвушкой, пусть и столь же обездоленной и зависимой от нее, миссис Рид терпела бы мое присутствие более спокойно, ее дети скорее были бы склонны видеть во мне подружку, а слуги не старались бы сваливать на меня вину за все, что могло приключиться в детской.

(4)

    «Несправедливо! – твердил мой разум, - Несправедливо!» Мучения придали его голосу внезапную, хотя недолгую силу, и смелость, равно окрепшая во мне, побуждала совершить отчаянный поступок, чтобы избавиться от невыносимого гнета – совершить побег, или – если побег невозможен – отказаться от пищи, не есть и не пить, чтобы скорей умереть.

    Какое смятение царило в моей душе в тот сумрачный вечер! Как бушевали мысли, как бунтовало сердце! И вместе с тем - в какой темноте, в какой непроглядной тьме неведения велась эта внутренняя борьба! Я не могла ответить на вопрос, который непрестанно во мне звучал: отчего я все это переносила? Теперь, когда прошло… умолчу о том, сколько лет – я это вижу ясно.

    Я была чужаком в Гейтсхед-холле: я была иной, отличной от всех, ничто не сближало меня ни с миссис Рид, ни с ее детьми, ни с кем-либо из ее окружения. Они не любили меня – но и во мне приязни к ним было не больше. Ничто не вынуждало их с теплотой принять существо, которое было неспособно сопереживать кому-либо из них; существо чужеродное, имевшее совсем иной нрав, иные склонности и способности; существо бесполезное, неспособное им послужить или сделать приятное; существо зловредное, таившее в себе семена возмущения их обхождением, презрение к их суждениям. Уверена: будь я жизнерадостным, смышленым, беззаботным, своенравным, миловидным, озорным ребенком – пусть по-прежнему нищим и одиноким, – миссис Рид более благодушно принимала бы мое присутствие, ее дети питали бы ко мне чувства, более близкие к дружеской сердечности, а слуги не спешили бы сваливать на меня вину за все, что могло приключиться в детской.